Алексей Ведев: Россия способна удержаться в двухпроцентных рамках дефицита бюджета...

Дефицит российского бюджета по итогам пяти месяцев 2023 года составил 3,4 трлн рублей. Много это или мало, удастся ли удержать плановую цель в 2% ВВП, а также как с дефицитом будут бороться, рассуждает директор Центра структурных исследований Института экономической политики им. Е.Т. Гайдара Алексей Ведев.

— Дефицит в размере 3,4 трлн рублей всего за период с января по май кажется огромным. Это действительно так? 

— На самом деле это немного, я бы даже сказал, что совсем немного. Здесь необходимо напомнить о Маастрихском соглашении для стран еврозоны. По нему пороговый дефицит должен составлять не более 3% ВВП. 3% ВВП в нашем случае будут равны примерно 4,5 трлн рублей. По европейским понятиям это вполне безопасная цифра, мы даже к этой самой маастрихской норме не подошли.

— Но это безопасно для стран еврозоны. А для нас, для России? 

— По российским понятиям это тоже безопасно. На самом деле в последние десятилетия все время стояла следующая проблема: размен между экономическим ростом и так называемой стабильностью. И я неоднократно уже говорил, что министерство финансов с его профицитным бюджетом, что называется, «переигрывают» в стабильность в ущерб экономическому росту. И, на мой взгляд, в прошлом году экономическая политика, связанная с количественным смягчением, была одним из ключевых факторов того, что российская экономика показала очень неплохие результаты: мы упали очень мало.

— Если измерять в процентах, то цель финансовых властей на 2023 год — это размер дефицита бюджета в объеме 2% ВВП. А почему именно 2%? Чем лучше, например, 1% и почему не уйти за планку, допустим, в 3% или даже выше? 

— Эти игры с процентами в итоге влияют на конечный спрос. Во всех случаях, если налицо дефицит бюджета, то это означает, что Министерство финансов больше дает денег экономике, чем забирает у нее.

— Это же хорошо! 

— Да, это хорошо, потому что это означает определенное стимулирование экономики. Конечно, есть и потенциальные угрозы у такого процесса, одна из них — инфляция. Хотя сейчас, например, мы видим, что у нас есть дефицит федерального бюджета в размере 3,4 трлн рублей, но инфляция при этом достаточно низкая. То есть ниже 3% с учетом того, что 4% — цель на весь 2023 год.

— Ну а если мы уйдем выше 3% по маастрихской норме. Это разве плохо? 

— Я думаю, что совсем неплохо, так как считаю, что во главу угла надо ставить экономический рост и «какую-то» стабильность. При этом я бы еще среди рекомендаций обозначил бы таргетирование обменного курса. Ну или, во всяком случае, не стоит играть в его искусственное понижение, так как без сомнения именно это и раскручивает инфляцию.

Таргетирование при этом ни в коем случае не означает жесткую привязку курса к определенным ориентирам, а означает то, что курс необходимо держать в определенном коридоре.

— Как вы считаете, удастся ли удержаться в заявленной двухпроцентной рамке? 

— Я считаю, что это абсолютно невозможно предсказать.

— Почему? 

— Дело в том, что доходы федерального бюджета в целом можно так или иначе прогнозировать. А вот расходы прогнозировать уже сложнее. Тем более что они, по сути, это чисто «человеческая» роспись, как говорится, рукой.

Поэтому если Минфин России захочет уложиться в двухпроцентной рамке дефицита федерального бюджета, то он, конечно, уложится.

— Дефицит бюджета часто подается как то, с чем нужно бороться. А какие есть у России сегодня способы борьбы с ростом этого дефицита? 

— Во-первых, хочу сказать, что из двухсот стран мира, я думаю, что буквально одна-две-три живут с профицитным бюджетом, остальные спокойно себя чувствуют с дефицитным. А бороться с этим можно очень и очень просто: нужно сокращать расходы бюджета, вот и всё.

— Но ведь это может не очень хорошо отразиться на экономике? На гражданах страны? На бизнесе? 

— Да, конечно, это отразится плохо! Эти меры будут означать недофинансирование социальных программ, государственных инвестиций и так далее.

• интервью