Александр Хант: «Можно сделать фильм и вовсе без денег»...

Режиссер и сценарист Александр Хант стал известен в 2017 году, после того как его дебютный фильм «Как Витька Чеснок вёз Лёху Штыря в дом инвалидов» собрал множество наград — от гран-при кинофестиваля в Карловых Варах до награды за лучшую режиссуру на кинофестивале стран БРИКС. Александр уверен, что успех отдельных картин только подтверждает кризис отечественного кинематографа: ему не хватает грамотных специалистов, финансирования и зрителей. И технологии иногда вредят. О технике, деньгах и творчестве в современном кино мы поговорили с ним во время презентации портала «Особый взгляд», которая прошла в музее «Гараж».

— Александр, насколько технологии изменили кинематограф? 

— Перечень технических возможностей невероятен — сложно придумать художественные ходы, как все их использовать. Мое личное мнение: не всегда это изобилие хорошо, потому что теперь режиссер, оператор, звукорежиссер лишены необходимости изобретать. Раньше какие-то находки позволяли добиться авторского почерка, собственного метода. Сейчас технологии расхолаживают людей в профессии, что, как мне кажется, влияет на качество фильмов. Так недолго уйти в некую симуляцию кинематографа.

— Сколько сегодня стоит снять фильм?

— Речь может идти об абсолютно разных цифрах. Можно сделать это и вовсе без денег. Я снимал «Чеснока» на деньги Минкульта: они выделили 25 млн рублей — маленький бюджет для кино. После я как оператор работал над другой картиной, где бюджет был всего миллион рублей. За эти деньги очень тяжело снимать, но реально. Однако и 300 млн рублей — не такие большие деньги для кинематографа, если мы говорим об очень высоком стандарте качества и уровне специалистов, которые заняты в съемках.

— Недавно Виктор Гинзбург объявил о старте ICO для съемок фильма по роману Виктора Пелевина Empire V. Как относитесь к идее краудфандинга? 

— Это тяжелый путь. Я сам по нему иду с новым фильмом «Межсезонье» — это будет картина на тему подростковой жестокости. Мы объявили краудфандинг на «Планете», но собрать даже небольшую сумму очень непросто (за 3,5 месяца из объявленных к сбору 2,5 млн рублей собрано чуть более 1 млн — ред.) В России не сложилась такая система, когда люди способны рублем поддержать социальный или культурный проект, да и вообще уровень жизни в России не так высок, чтобы это было нормальным явлением. Зачастую все выглядит как какое-то попрошайничество.

— Вы довольны сборами вашего дебютного фильма?

— Мы собрали даже больше, чем рассчитывали, но этого все равно мало. Все упирается в нехватку денег на рекламу, на продвижение.

— Как же нам при отсутствии финансирования соперничать с Голливудом?

— Нам не нужно ни с кем соперничать. Соперничество — это какая-то иллюзия, с помощью которой мы пытаемся прилечь в кинотеатры людей. Нужно просто рассказывать свои истории так, чтобы было интересно не только нашему зрителю, а всему миру. Не нужно гнаться за спецэффектом. Более того, то, что было изобретено когда-то в России, — вехи мирового кинематографа. Этот клад положили в большой сундук, глубоко зарыли, и мы забыли, что там многое есть.

— Есть рецепт, как снять кино, которое понравится публике?

— Каких-то готовых рекомендаций, как снимать популярное кино, нет. Практически нет и примеров хорошего кино, которое понравилось бы и критикам, и зрителю. Исключением можно считать фильм «Теснота» Кантемира Балагова, который я считаю достижением современного кино. Это фильм про нас, про историю, с тонким пониманием кинофактуры.

Я считаю, не надо снимать кино с единственной целью понравиться максимальному числу зрителей. Мне, например, понятна позиция Рустама Хамдамова: он снял фильм, который посмотрели несколько человек, но он сделал то, что хотел. По-настоящему сильное кино — всегда авторское: оно может зарабатывать безумные деньги, а может не зарабатывать ничего. Все осложняется тем, что между кинематографистами и зрителями у нас пропасть: мы создали такую ситуацию, при которой зритель воспринимает русское кино синонимом плохого. Это трагедия для нашего дела.

— Как вы воспринимаете попытки государства поправить имидж отечественного кинематографа, например, ограничивая западные картины в прокате или спонсируя съемки?

— Почему государство должно этим заниматься? Это работа продюсеров, которые получают за это деньги. В эпоху продюсерского кино есть люди, которые находят средства, они являются своеобразными менторами фильма. Я снял «Чеснока» на деньги Минкульта, но он никак не присутствовал на съемочной площадке — не спрашивали, что я делаю, не оценивали, не цензурировали. Хотя условия получения финансирования и прокатного удостоверения — это определенный ценз: не соблюдая границ, ты не получишь ни того, ни другого. По сути, сегодня именно продюсеры заказывают кино. Но есть большая проблема — продюсеры боятся рисковать, а без риска невозможно получить результат.

— Со сценариями как обстоят дела?

— Все институты просели — подготовка что врачей, что учителей, что пожарных оставляет желать лучшего. Это касается и сценаристов. Дело не в том, что они плохо пишут, а в том, что условия для рождения хорошего сценариста отсутствуют. Чтобы он написал потрясающую историю, таланта мало. Мы живем во время, когда получается вопреки.

— Переживем?

— Можем уйти еще глубже, я реалист.

• интервью